«Ночной дозор», реж. Джулиен Ренард
Джордж и Кристина покидают гламурную вечеринку в ссоре, которая приводит к автоаварии — и отправляет Джорджа в путешествие на край тьмы.
«Ночной дозор» начинается с череды эффектных и намеренных клише игрового кинематографа: контрастное черно-белое решение, выпукло выписанные герои, ситуация и герои «как из кино». Джулиен Ренард работает с самыми различными референсами, от Кубрика до Линн Рэмси. Но путешествие его героя ведет туда, куда путь игровому фильму заказан: страхи Джорджа материализуются, разламывая действительность — герою остается лишь выбрать между побегом и встречей с ними лицом к лицу.
«О времени», реж. Збигнев Чапла
От хайку Мацуо Басе до образов исчезающего мира, созданных Хокусаем в каталогах Манги. Насыщенный опыт путешествия во времени и пространстве. Японские поезда. Случайные встречи.
На огромной скорости по экрану проносятся схемы транспортных маршрутов, расписания, фотографии встречных (примета времени: многие в масках). Хайку Басе о природе времени дает понять, что и в этом взвинченном темпе существования вопросы человека к себе остаются прежними. Они всегда «ко времени» (неслучайно таков второй вариант перевода названия) — а «дорога всегда зовет».
«Твои загоны», реж. Дария Копиец
Ужин с семьей длится без конца, и родители пытаются накормить ребенка своими бесконечными установками: горькими словами, которые хорошо знакомы каждому.
Копиец показывает жизнь ребенка под непрерывным контролем взрослых. Отец вздумал вырастить самостоятельного человека: для этого желательно почаще напоминать сыну о его никчемности. Мать хочет, чтобы дитя было счастливо — но право определить «счастье» оставляет за собой. Мальчишка годами пережевывает одну и ту же кассетную пленку, которая то заедает, то комом вылезает обратно. Пластическое решение работы Дарии Копиец позволяет выразить как адаптивность, так и неуступчивость юного сознания: мальчик здесь будто глиняная фигура, за «правильные» очертания и формовку которой столь отчаянно борются родители.
«Палач дома», реж. Мишель и Ури Крано
О чем думает палач, когда вечером возвращается с работы домой?
«Все легко для палача», — писал поэт-имажист Карл Сэндберг. Его стихотворение дает название, отправную точку и текст этой анимационной работе. В ней нет социального измерения: Крано исследуют близость и человеческую ситуацию, тесно сплетая в работе несколько линий. «Палач дома» родился как VR-опыт и был отмечен наградами, но представленный короткий метр существует отдельно и уже не берет зрителя в «сообщники» истории.
«Мегамолл», реж. Алине Шох
Мир эскалаторов. По ним движутся фигуры, жаждущие потреблять в привычном ритме. Одну затягивает под эскалатор, она оказывается в тихой комнате, в невесомости, где присоединяется к группе других играющих фигур.
Остроумные заметки о поведении людей в храме потребления: огромном торговом комплексе, расчерченном витринами и эскалаторами, которые подобно конвейерам поглощают все новых людей. Но эти эскалаторы скрывают подноготную консьюмеризма, и подступающий хаос все труднее сдерживать. Этот хаос — достойный вызов анимации Алине Шох.
«К апокалипсису мне надо быть в форме», реж. Айс Картал
Март 2020 года. Планета запирает себя изнутри. Мир лишается своей сущности, а цифровые формы жизни множатся, как пары, встречающиеся в виртуальной вселенной.
Интернет, этот чрезмерный децентрализованный архив человеческой памяти, поставляет автору все необходимое: диалоги здесь записаны вербатим, а превращенные в анимацию сцены выисканы в чужих трансляциях игрового процесса. Виртуальное поглощает человека в период пандемии — и приветом из «аналогового» прошлого звучит издевательски перепетая песня Фрэнка Синатры.
«Все эти чувства у меня в животе», реж. Марко Джешка
Во время трансгендерного перехода от мужского пола к женскому Матия изо всех сил старается найти искренние близкие отношения с гетеросексуальным мужчиной.
Попытка человека отыскать способ существования в не принимающем обществе — сюжет с очевидной социальной остротой. Однако Джешка рассказывает его, как и всякую историю о поиске индивидом своей идентичности: через последовательность травматичных, но универсально понятных эпизодов. Мы становимся свидетелями первого поцелуя, отринутых чувств, насилия и надежд. Рассказ от первого лица позволяет лучше понять, что чувствует Матия — и какой бывает плата за реализацию этих чувств.
«Вадим на прогулке», реж. Саша Свирский
Наконец Вадим выходит из тесного пространства своей квартиры и сливается с окружающим миром. Он вступает в новую жизнь.
Панические атаки Вадима легко соотнести с пандемией, когда все мы оказались заперты в кубометрах собственных квартир — и неясно было, в какой момент позволить себе выйти наружу. Однако работа Саши Свирского в большей степени посвящена простому человеку внутри капиталистического общества. Вадим жаждет и боится свободы, и она действительно оказывается обманчива: можно выйти из комнаты, невозможно вырваться наружу до конца.
«Жизнь-паскуда», реж. Варя Яковлева
Один день из жизни человека, пристанищем для которого стала скамейка на железнодорожной платформе.
Раньше у героя было что-то. Но его манила Москва, от которой он сам не знал, чего ждать. Здесь он потерял всё, даже здоровье: оставшись без ноги после несчастного случая, он больше не может передвигаться. Его домом становится скамейка, уделом — вспоминать, какой короткой и напрасной получилась жизнь. Как это могло произойти? Варя Яковлева дает герою слово, а ее анимация не покидает станции, как и он сам.
«Не в духе», реж. Лорис Джузеппе Незе
Мать ухаживает за пожилыми людьми на дому. Тиканье часов отмеряет ход рабочего дня, а пугающие звуки тяжелого дыхания стариков только усиливают ощущение пустоты.
В фильме Незе кажется, что темнота вот-вот поглотит всё. Но темнота настигает людей по одиночке. Когда это происходит, находится новый пожилой человек, которому нужен уход. Сиделка получает пять евро в час — когда жизнь увядает, бухгалтерия становится все строже. «Не в духе» показывает работу мамы глазами ребенка: как череду повторений, озвученную тикающими часами и все теми же тревогами.
«Невозможные фигуры и другие истории I», реж. Марта Пайек
После взрыва таинственная и элегантная пожилая женщина бродит по пустынным городским улицам, вспоминая, что было и что могло быть.
Несмотря на цифру I в названии, эта часть — последняя в сюрреалистичной трилогии Марты Пайек, начатой несколько лет назад. Сама автор описывает последний фильм как «антиутопическое видение конца нашей цивилизации». Открывшись стремительным движением, напоминающем о современном понимании акселерационизма, «Невозможные фигуры» ударяются о поворотное событие, которое расправляется с ходом времени. Ветер уже подул, в очертаниях опустевшего города, где лица остались лишь у манекенов, героиня, сама уже неподвластная времени, задается вопросом: «Когда мы уже научимся?»
